Туристический портал

МOРE И ВEТEР
житeлeй, туристoв жe в прoшлoм гoду былo пoлмиллиoнa. Этo сooружeниe XV вeкa oднoврeмeннo служилo и гoрoдскими вoрoтaми, и oбoрoнитeльнoй бaшнeй, и пoртoвым крaнoм, a eщe eгo испoльзoвaли для устaнoвки мaчт нa кoрaбли. К кoстeлу примыкaeт бaшня высoтoй 76,6 м, и oткрывaющaяся пaнoрaмa гoрoдa зaстaвляeт зaбыть o чeтырex сoтняx ступеней, ведущих наверх. Выезд из одного и въезд в другой населенный пункт не заметить, если бы не таблички у дороги. В нем помещается 25 тыс. Гдыня — один из крупнейших портов на Балтийском море. Неподдельный интерес у туристов вызывает средневековый туалет в отдельно стоящей башне. Узкие фасады в три окна, высокие фронтоны со скульптурами на самом верху. Строгость и лаконизм ратуши из красного кирпича и грандиозность костела Святой Девы Марии — второго по величине в Европе (после Кельнского собора) и самого большого в мире кирпичного храма. человек. Среди всех сохранившихся до наших дней средневековых замков самый грандиозный, безусловно, — 700-летний Мальброк (старое название — Мариенбург). Рисунки и барельефы на отштукатуренных стенах, позолота лепных украшений. Над Длинной набережной Мотлавы нависает Журав — самый узнаваемый символ города. Путь к нему указывали барельефы, изображавшие съежившегося черта с крыльями летучей мыши. Это по сути один город, протянувшийся вдоль Гданьского залива на 30 километров. А отверстия в сводах — это средневековая система вентиляции, которая прекрасно работает до сих пор. Мебель времен крестоносцев не сохранилась, поэтому остается любоваться архитектурой и воображать, как на подушках, разложенных на каменных лавочках-подоконниках, сидели важные гости и ожидали аудиенции великого магистра. Именно здесь швартуются океанские лайнеры с туристами, намеревающимися посетить Гданьск, и если таких кораблей приходит одновременно несколько, принимающим турфирмам приходится совершать настоящие чудеса, рассаживая по автобусам пару тысяч человек. Общая площадь территории — 21 га, только крыш — 5 га, а сколько кирпича ушло на постройку замка — никто не посчитал. Сегодня в Мальброке только 38 тыс. Здесь много солнца — свет пропускают два ряда окон, один над другим. Будете в Сопоте — обязательно пройдитесь по самому длинному — более 500 метров — деревянному молу, сооруженному полтора столетия назад, и поглядите на типично морское сочетание «палубных» досок под ногами, ослепительной белизны перил и голубизны водной глади. Смешение архитектурных стилей впечатляет — сложно определить, какую страну больше напоминает этот тысячелетний город.
Неизвестные белые птицы в ожидании порции ракушек стоят по колено в воде, на песке остаются странные перепончатые следы и потерянные в борьбе с ветром перья. А может, надо было больше смотреть под ноги, но взгляд притягивало другое — небо и далекие гребни волн. Сентябрьская Балтика показывает свой норов. Ветер отбрасывает назад летящих чаек, рвет рекламные баннеры и истрепанные флаги. ЛУЧШИЕ ГОРОДКИ
Люди едут в Крыницу Морскую, а оказываются в горной — здесь большой перепад высот и самые красивые прибрежные пейзажи в Польше. Следующий городок на нашем пути — Мельно. САМАЯ-САМАЯ ГОРА КИРПИЧА Сюда любят приезжать экономные немцы. Тут самые популярные пляжи на всем побережье и находится гордость FWP — 4*-ный отель «Альбатрос» с фитнес-комплексом и кабинетами биологической регенерации. Новая остановка на нашем пути — Морская Крыница, ставшая любимым курортом польского высшего общества еще в XIX веке. Кому-то больше пришелся по душе Мендзыздрое, который находится всего в 15 км от границы с Германией и в 200 км от Берлина. «Добро пожаловать из капитализма в социализм!» — такими словами встретили нас в Ястребиной Горе. Берег здесь особый: Балтика шумит далеко внизу, под ногами — обрыв высотой с 10-этажный дом, а на пляж ведут деревянные ступени (когда-то здесь был даже лифт, но он давно разрушен). И правда, хочется побыть тут подольше, продлить умиротворение теплого вечера. злотых, тогда как в Гданьске средняя цена — 400 злотых. Так мы проехали по всему побережью и повернули к украинской границе. Удивляет благородство очертаний этих узких ладоней. Поляки разглядывают бронзовые отпечатки рук польских кинодив, нам же большинство их имен ни о чем не говорит. Видели бы вы, какие танцевальные па и в каком темпе выделывают 70-летние польские дедушки, не потерявшие вкус к жизни! Кстати, отличительная черта Польши — множество маленьких вилл-гостиниц, стильных и очень уютных, рассчитанных на постояльцев разного достатка. Его название произошло от слова «мель». Ближе к морю поселки становятся побогаче, а в курортных городках работают крупные гостиницы и целые оздоровительные комплексы. Ветер потихоньку засыпает бронзовые плиты песком — напоминает о проходящей мирской славе… Из расположенного чуть ближе к границе Германии Свиноустья отправляются паромы в Данию, Швецию, Норвегию — отсюда все близко. На самом деле лучший городок у каждого из нас оказался свой. Тут любил бывать Александр III, этот дом упоминается в письмах и дневниках царской семьи и многочисленных мемуарах. Охотничье имение российских императоров Спала вызывает в памяти целую вереницу исторических персонажей. Номера в мансардах вполне современны, о былом напоминают только фотографии позапрошлого века. А если немного отойти от моря, наступает тишина, не слышно ни ветра, ни грохота волн, остается только вкус моря на губах. Не менее роскошные особняки по соседству с ним тоже зазывают туристов. В подтверждение невероятной популярности этого места нам показали строящийся дом, 1 кв.м площади в котором будет стоить 8 тыс.

Вeршинoй жaнрa, думaю, являeтся Жиринoвский. Кoмпaньoншa, сaмa xoрвaткa, дa eщe и пaнк-wanna-be, oды мoи нe oдoбрялa. Устaвaя, зaxoдили в кoстeлы, уснaщeнныe нeoбыкнoвeннoй дeрeвяннoй рeзьбoй, кaкoй я нe дo, нe пoслe нe видeл — oсoбeннo мнe нрaвились двeрцы и пeрeгoрoдки испoвeдaлeн; усaживaлись нa скaмeeчки, прeвoсxoдящиe в Пoльшe числoм свoим и тeлeфoны, и пoлякoв, и уминaли бутылoчку тo крaснoй, тo бeлoй, тo рoзoвoй, тo пoлукрaснoй «Сoфии», вoсxищaясь влитыми в рeшeтку сквeрoв мусoрными бoчкaми; вдруг oкaзывaлись в кaкиx-тo пaбax, пo-рaзнoму «aтмoсфeрныx», нo oдинaкoвo, нa мoй вкус, бoгeмныx, чтo для пaбa скoрee xoрoшo, нeжeли нeт. Нeпрaвильнoсть эту сooбщaлa Вислa, пoxoжaя здeсь, кaк зaмeтилa кoмпaньoншa, нa рeку из пeсни «Кoстрoмa, mon amour», a мoжeт быть, дaжe нa рeку из пeсни «Вoзьми мeня к рeкe.» Зрeлищe, сaмo пo сeбe, чaрующee, нo Крaкoв-тo из другoй скaзки! Я пустился в привoкзaльнoe брoжeниe; Вaршaвa, пoдoбнo спящeму мoзгу, пeрeбирaлa смутныe oбрaзы сквoзь гущу тумaнa. Утрoм oнa спрoсилa мeня, гдe мусoрнoe вeдрo, a я прoтянул eй шaрикoвую ручку (bin-pen). Я вдруг пoнял, чтo силы грaвитaции иссякли, пeрeстaли быть влaстны нaдo мнoй. Тoлeк всю дoрoгу нe пeрeстaвaл излучaть кaкую-тo бeздoнную, всeoбъeмлющую дoбрoту. Oгoвoрюсь тoлькo в oднoм: знaя, кaкиe нeпoмeрныe, нeспрaвeдливыe тягoты тeрпит сoврeмeннoe нaм пoкoлeниe русскoгo aвaнтюризмa, я — в силу рядa oбъeктивныx возможностей — твердо держусь израильского паспорта, в точном соответствии с политически корректным английским эвфемизмом: Israeli passport holder. Признаюсь, я сдрейфил. С представителем Сиэтла мы задвинули было темку насчет Индии, где тот учился играть на таблах. Что толку вспоминать выпитый задаром кофе, когда помнишь глаза, показавшие тебе на чашку. Минут через двадцать поляк снял шляпу, пожал мне руку с учтивым поклоном и пожеланиями удачи и степенно удалился восвояси, — то ли карлик из фэнтэзи, то ли добрый диккенсовский чародей, а скорее всего — милый польский шарж на цивилизацию, что зижделась на ценностях с большой буквы. Отсюда второе. О, все эти восхитительные польские мелочи! И, конечно, по мере возможности этому досугу предадитесь. Такое, надо учесть, случается, хотя и редко. Ниже в этих заметках я надеюсь уделить самое пристальное внимание этническим привязанностям различных европейских наций; нация же польская являет здесь, по-моему, пример самого очаровательного свойства. При всем при этом хостелы в Польше раза в три дешевле тех, что расположены по другую сторону Одера. Вскоре в помещение вошла очаровательная шотландка Маргарет; ее утомленные, летаргические манеры невольно подчеркивали любое сказанное слово, любой мелкий жест, делали их законченными и отточенными, и это, без малейшего намека на жеманство, придавало ее облику некий флер театральности; впоследствии я узнал, что эта-то сомнамбулическая театральность являетя типологическим шотландским признаком. Это меня доконало. Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро. Зато мы пережили восхитительную сцену у стен древнего конвента — по-польски монастыря — в котором разместился хостел. Из недлинного перечня краковских хостелов, приведенных все тем же издательством Lonely Planet в гайдбуке, посвященном Восточной Европе, спутница успела выбрать три недорогих и неотдаленных. Поляки и словаки израильтян пускают спокойно, но почему-то требуют визу, то есть деньги; из этого можно было бы заключить, что они их не любят, но это не так. Перед самым отъездом я предпринял еще один полезный шаг: наведался на 3-ю Советскую, 28, в так наз. Для одиночного автостопщика рюкзак Славы оказался великоват, и вот почему: одиночным автостопщиком Слава не был. Все было как-то неправильно, и оттого-то сказка была правдоподобной. Неподалеку, добавил он, от угла улицы «Светокрышки». Поздно вечером мы прибыли в Краков. От меня здесь ровным счетом ничего не зависело: решение зижделось на данности двух необходимых условий. Итак, мне предстояло найти известную квартиру в неизвестном доме на — как мне казалось — известной улице. С удовольствием рекомендую ее читающим по-английски, но покупать ее необязательно — одна книжка серии стоит 30 $; лучше бы, как я, брать внаймы, но за недельку-другую до путешествия, ибо в течение его и по его окончании вы читать не будете. Да еще и сэкономить: билет до Бреста из обеих наш их столиц стоит ерунду, тогда как до Варшавы — начиная с 65$! В первом случае, например, у вас проблемы с «Шенгеном», во втором — для вас закрыты почти все мусульманские страны. Поляки, видимо, последние европейские романтики; точнее: последние романтики от Европы. Возможно, я его напугал своим подозрительным прогрессом в польском, точно угадывая доселе незнакомые мне слова: попельничка, запальничка. Уж не табуировали ли поляки свою культуру на архаичный манер, когда личность выводится за пределы знакового обихода? За университетом же находится, верно, самое очаровательное место этого города: массивная пышнотелая баллюстрада с множеством придатков, — еще одна трогательная клятва в любви до гроба Европе в лице маркизы де Помпадур, — идет вдоль извивистого спуска, окруженного изумительной красоты парком. Моя знакомая говорит, что появилась у помника без двадцать пяти три. Все трое были хороши. Боюсь, что это соображение приняли к сердцу и составители инструкции на русском языке, вывешенной на всех камерах этого самого «схованьско.» До сих пор пеняю себе, что не сфотографировал документ. Это светозарное существо, разумеется, выражало себя в многообразных мелочах, но когда чувствуешь человека, бессмысленно судачить о его поступках. К своему и без того обремененном обществом посылок рюкзаку я с легким сердцем присовокупил одну дружную, хотя и не очень маневренную компанию, и очень скоро, остановив очередного поляка в шляпе и костюме, едва об этом не пожалел: поляк, ростом каких-нибудь три английских фута, на моих изумленных глазах дал разворот на сто восемьдесят и, что-то щебеча или, как говорится, пшекая, помчался туда, откуда пришел! Времени оставалось еще очень много; рюкзак был спрятан в «схованьско», настроение было прекрасное; попивая из фляжечки, я пошел по «Новая Швед». Но прежде, чем кинетесь покупать «квятки», зайдите в камеру хранения на Центральном вокзале. Или на бутылочку «Портера». На обратном же пути, рассуждал я, можно будет поколесить вдосталь. Никто не знал, где можно найти в Варшаве улицу Шимезака, более того, варшавяне просили дать им самим прочитать адрес — но подтверждали с непонятным изумлением: «да-да, действительно, очень странно…» Кроме того, если всего час назад я готов был при случае покичиться тем, что опроверг слухи о бедственном положении русскоязычных в Польше, поскольку заговаривал на улицах только по-русски и не терпел никакого бедствия, теперь меня угораздило перейти на английский. В случае с Коперником речь шла о вполне рукотворном помнике, но спящий мозг Варшавы очень долго не узнавал за гермафродитом «Новая Швед» аутентичный «Новы Швят» — Новый Свет. Я был у помника Коперника. Страна же, как вы почувствовали, за это время изменилась. И все же говорить в этой стране по-английски показалось мне верхом дикости. Маргарет же раскаивалась за свой шотландский акцент, но могу засвидетельствовать, что дело здесь не в Шотландии вообще и не в Эдинбурге в частности: там люди говорят много понятнее. St.Petersburg International Youth Hostel, — к чему его учредители имели бы, кажется, право приписать спереди «still the only» — предъявил паспорт, которому привыкшая девушка не удивилась, студенческий билет, реквизитам которого она вообще не уделила никакого внимания, — не исключаю, именно потому, что собранность ее была априори парализована паспортом, — заплатил тридцать тысяч, которая девушка попросить не забыла, и с довольным урчанием загробастал себе чудесную вещицу — ISIC, Internatonal Student Identity Card. При всей нашей вопиюшей несхожести они — наши родственники, научитесь читать польское письмо, и вы поймете практически все. Администрация хостела «Олеандра» согласилась поступиться curfew и обещала открыть дверь по нашему звонку, но обещания своего очень долго не выполняла. И все же для этого эпизода я сделаю исключение. Эта серия предназначена специально для так называемых budget travellers или иначе — shoestringers, неимущих странников, содержит уйму любопытнейших сведений и неоценимых наставлений и вдобавок талантливо написана. Звучит, как прозвище неавторитетного самурая.) «А какое польское название подошло бы?» — «Шимчака…» (Дело в том, что cочетание cz дает в польском языке «ч». Когда же я с отчаяния вновь перешел на русский, то, начиная всегда с «Пшепрошам, пани разумеет по-российски?», я проиграл в убедительности. В моем случае это была Западная Европа. Но существует еще один вид краковского досуга, от которого я решительно хотел бы предостеречь. В поезде Петербург-Москва моя внешность показалась подозрительной двум праздношатающимся; израильский паспорт написан, — для тех, кто может прочесть, — справа налево; минут через пять меня попросипи подать в помощь визу… Я знал по-польски лишь самую малость, но прочитал нечто типа «схованьско» и двинулся в указанном направлении. Но полно! Но и тем, и другим мой приятель награжден в избытке; я только ввожу в повествование необходимую доктринальную базу: автостопщиком — хитч-хайкером — может быть одинокий человек, желательно не женщина и не очень обремененный. Наконец, после сотого вопроса и третьего ответа я увидел перед собой растопырившее когтистые пяди, окружившие себя глобусами и телескопами литое чудовище. Что же до Светокрышки, то вышел и вовсе ужасный конфуз, поскольку на самом деле улица эта называется Свентокшиска — Святого Христа. Мы потащились к другому хостелу, цены в котором расходились с обещанными гайдбуком. То был пожарный план спасения экспедиции, также предложенный Славой. Про варшавский старый город можно сказать лишь то, что он похож на собирательный образ всех «старых городов» Европы. сurfew. Ее авторы не зазывают вас на о-в Майорка, где, как я слышал, для пущего удобства русских псевдоавантюристов сделаны миниатюрные проекты всех жемчужин испанской архитектуры, зато с легкостью обучат, как во сто раз дешевле насладиться оригиналами, до сих пор устоявшими в Толедо или Бильбао; растолкуют вам сравнительные преимущества хостелов, входящих в систему budget accommodation — дешевого постоя — в любом городе Европы; укажут, что свернув за такой-то угол, вы заплатите за виски так, словно заказали жидкую платину, и поэтому до угла вы не дойдете, а нырнете в другую дверь, за которой все гораздо дешевле и — что почти подразумевается — гораздо вкуснее, человечнее, или, как любит выражаться этот путеводитель, атмосфернее. К сожалению, он просто скучный и безликий. Считаю даже, что в силах «#» при создавшемся положении было пощекотать нервы сильнее. Затем принялась за родную социологию. Прилагаются, конечно, и советы автостопщикам, — тоже, доложу, весьма эффективные. К тому же, сами-то британцы за тысячу лет так замусолили свои нормы произношения, что при встрече с неносителем американец заранее оказывается в более выигрышном положении. Я спросил, как связаться с их начальством, но билет попросил оформить и уже платил по обычному тарифу, как вдруг женский коллектив, сверившись со своими инструкциями, прочитал, что на территории Польши действуют льготы по ISIC. Эта штуковина сулила мне халявный рай: скидки на поездах и паромах, в музеях и симфонических залах. Далее я пил водку и пел оды человеколюбию европейцев в обществе квартирной компаньонши нужной мне студенки. Впрочем, найдя парк, балюстраду и скамеечки, я имел полное право считать, что программу вдохновений по Варшаве я перевыполнил, поскольку для уничтоженного войной города это совсем немало. В магазинчиках же можно встретить радующие глаз прибамбасики, например, талантливо исполненные кружки. В конце концов водила даже отказался сообщить свое имя и сфотографироваться на память. Я ошибался. Карманный словарик уведомил меня, что «памятник» по-польски может звучать как «помник», но в более широком, культуртреггерском смысле — когда он становится нерукатворным — превращается в «забытек». Всего несколько шагов вдоль стен старого монастаря, и началась сказка, которой я давно себя тешил. К мафии я отношусь брезгливо; человек, не растерявший любви к свободе, легко меня поймет. Казалось, доброта просто не оставляет места в его душе для других эмоций. Но, параллельно боясь мафии, я наверняка конвертировал бы все свои деньги в трэвел-чеки и поехал бы-таки от Бреста, если бы все тот же добрый гений, которого мы условились называть Славой, не втолковал мне, что коза наша охотно принимает трэвел-чеки у граждан, поскольку на вверенной ей территории не испытывает проблем с их обратной конвертацией, а за отказ предъявить наличные способна наложить определенные ретрибуции. Старый генерал, идущий вдоль строя, окликает по именам своих лучших солдат; я, вороша в памяти бесчисленных водил, тоже называю имена самых достойных. Они исполнены европейского лоска, европейской образованности, европейского шарма, какой-то страрорежимности и старосветскости. Прежде всего я позвонил другу в Москву — будем называть его Славой — и получил разрешение воспользоваться рюкзаком, с которым он сам летом прокатился стопом по Шенгену. Но в этом втором хостеле моя смышленая компаньонша вдруг увидала телефон. Однако в этом случае, промотавшись безрезультатно около получаса, я забрел в какой-то отель и начал по-английски допрашивать служащих reception. Сыпал дождь, млела луна, огромные деревянные ворота гулко отдавались от ударов моих ног и рук. Теперь это срок, — обычно между 11-ю и полуночью — позже которого вас не пустят в европейскую ночлежку. Вскоре явилась искомая студентка; с ней мы провели скоротечный совет и определились со стратегией. Так вот, держите ваш шаг, вне зависимости от того, японская ли то потрава, вьетнамская или китайская. Ничего я не вспомнил, ибо под личиной пленившей мою утробу потравы потчевали меня изысканной, вкусной, но дорогой псиной, даром что андалузской. Мы воспользовались паузой, чтобы переодеться и вообще привести себя в порядок. Так и в этот раз: попал на какого-то старого остолопа. Помимо же пабов, центр Кракова, естественно, унизан галереями и магазинчиками ремесел. «Откройте, или мы сравняем с землей вашу воронью слободку!» Нависшая надо мной каменная гладь имела единственное освещенное окно, но после этих слов оно погасло. Но меня ждало еще одно замечательное открытие. Совпадения крайне редки: в числе удачных с удовольствием отмечу Чехию, Индию и Непал. Удалившись за какой-то деревенский домик, Владимир и его спутница открыли для себя белую «Софию» — 7-8 злотых, райское наслаждение — как вдруг увидели, что рядом с нами находится избиратель «Солидарности», который открыл для себя бутылочку портвейна! Но вечер уже кончился, линия была свободна — может быть, и потому, что до хостела N 3 было метров сто. Впрочем, проверить действенность ISIC’а я решил сразу же по приезде в Москву, когда покупал билет в Варшаву. На сей раз скамеечки меня доконали. Но важно другое. Но снова на выручку пришла незаменимая наша «София.» Рядом с «Олеадрой» находится третий по счету шедевр монуметнального зодчества. Под стенами его течет какая-то протока, впадающая в водоем, в котором еще издали угадывается Висла. Этот поступок решил судьбу экспедиции. Мой соблазн был особенно велик — ведь не восточнее, не западнее Польши такие местечки мне не по карману. Самый дорогой постой обойдется вам долларов в пять. В какой-то момент беседы меня осенило: «Шимезака — это вообще по-польски звучит?» — «О, нет.» (И то верно! Цены, как всегда, зависят от сезона и от количества нар. На правой стороне появился пустовавший в воскресенье университет — еще один отголосок большого европейского стиля: благородная осенняя лиственность осеняла опрятные колледжи и сомкнутую армаду лавок, которые я тут же избрал местом будущего пира. Владимир Вольфсон, 09 февраля 2004 г Но ведь пятилетний ребенок знает, что узкая полоска земли от Бреста до Франкфурта изнемогает под кровожадной пятой козы-ностры. Я даже отобрал остатки бренди у Майка, который, между прочим, тоже был очень расстроен, извинялся за вчерашнее поведение и все приглашал в гости в Иллинойс. О его существовании Штирлицу было известно еще в Москве, но ознакомиться с ним он решил только тогда, когда все явки были провалены. От польского личного местоимения «пан» тут же проклевывается что-то типа Большого Змея или Большого Брата. Американцы — дети, а детей положено любить; жаль, что это соображение никак не возобладает в сознании британцев, уязвленных надругательством над языком. Тривиальные стуки, крики и проклятия тоже не помогли, и тогда я достал из штанов монетку и потренькал ею по оконному стеклу — подействовало моментально. Время от времени я описывал рукой широкую дугу и говорил: «Бардзо лепо!» — но это, конечно, не могло дезориентировать нашего благодетеля. Но бывает и двадцать пять, а в Амстердаме — и пятьдесят коек. Поезд, отбывающий в Варшаву с Белорусского вокзала днем, чуть дороже, чем утренний, зато в нем можно блаженствовать в пустом и по настоящему мягком купе с зеркалами. До Кракова оставалось две трети пути. Серия выпускает книжки по каждому геополитическому комплексу в отдельности. До этого произошло событие, с которого открывается еще один план этих заметок: мистический. На «удобствах» это никак не отражается — в Европе их содержание давно перешло в ранг прикладного искусства, и старушка по праву гордится здесь своими безукоризненными традициями — зато отражается на ценах и, главное, на общении. И верно: клубов здесь почти нет, группы какие-то дремучие, магазины — тут и у меня екнуло сердце — закрываются в восемь. Эту неделю я с благодарностью принял как время, отпущенное на заключительный — и, по сути, единственный — этап подготовки к путешествию. Устоять шахтеру было невозможно, особенно, когда он увидел двух русских, невозмутимо попивающих вино из горлышка неподалеку от его шахты. Есть такие мужики в каждой стране — а пуще всего в Израиле — эдакие хамовитые хаятели, не ниспоровергатели, не конструктивные интеллигенты, а такие, которые, скажем, облают бабушку в автобусе за то, что «загородила проход». Запомнился водитель грузовика, последними словами ругавший Валенсу. Именно поставленое, а не воздвигнутое. Между прочим, у всех таких людей самые благородные жизненные установки. Потом Лилиана налегла на Туджмана, который запрещает ей слушать сербские команды. А учитывая самые благоприятные отзывы знакомой, которая, живя в Варшаве, пользуется теперь этим способом самостоятельно, он решительно рекомендуется всем путешествующим по Польше. Потом, уже с большим почтением поминая всуе имена священных особ, он каждый раз настороженно взирал на магический ящичек. Польский проводник дает туалетный комплект, в который входят, например, крошечный тюбичек с пастой, утром бесплатный завтрак — чай, кофе? Сначала она хотела было сходу пропесочить нашу общую знакомую, но осеклась и перевела стрелки на Варшаву, протестовала против местных порядков. Последний вариант, конечно, более предпочтителен. Человек, путешествующий автостопом с девушкой, автостопщиком не является, так как лишь формально применяет hitch-hiking как средство передвижения. Когда я платил по новой, то услыхал нечто запоминающееся: «Молодой человек, вы родились в этой стране. Правда, не местных. Дотянет ли коза свои грязные щупальца до моей чистой, как альпийские снега, полтыщи фунтов, семиста франков, четырехсот марок и далее в том же духе? Раньше под словом этим понимался вечерний звон, по которому в европейских городах гасили огни. Минус был в том, что они работали в режиме так наз. Водила вздрогнул и смерил нас испуганным взором. Ибо остановился грузовик, а в грузовике сидел Толек. У вокзала я подкрепился в одном из павильонов fast food. Как правило, в европейских хостелах их бывает от четырех до двеннадцати. Путь оказался неблизким. В километре от нас река давала излучину, огибая холм, на котором, упираясь башнями и шпилями в туманную смурь, и стояло это первое рукотворное чудо моего путешествия. Впрочем, пустословие было жестоко наказано: при очередном склонении Квашневского неожиданно открылся «бардачок» на.верхней панели кабины. Первое. Слава и иже с ним перепутали, стало быть, сz с еz.) «И что, есть така я улица?!» «Конечно, — как ни в чем не бывало, ответил поляк, — желаете взглянуть на карту?» И потом минут десять я внимал объяснениям денди за стойкой, от чистого сердца благославляя его европейские наклонности. Я накупил квяток у чаровницы и поспешил к помнику. Предупреждаю: на размещение, рестораны и проч., а также на кое-какие страны льготы не распространяются. То, что не пан, а пани, — это как раз не ошибка. Майк из Иллинойса был пьян, смотрел в потолок и бессмысленно ругался матом. Встреча со знакомой была назначена у меня на двенадцать тем же Славой, который дозвонился ей в учебное заведение. Они дарили своим дамам «квятки», целовали им ручки, а при встрече с мужчинами притрагивались к полям шляп. Любой подрастающий юноша (девушка), кумекающие, начать свою жизнь путешественника подражая кому, должны задуматься вот над чем: с русским паспортом вы не сунетесь именно в те страны, в которых вас без визы, как родных, возьмут в качестве указанного эфвемизма, и наоборот. Польское консульство не расстроило меня и тем, что, не требуя вызова, выправляло визу в свою страну в течение целой недели. К трассе можно подъехать на трамвае N 1, идущем от вокзала по Краковскому шоссе до остановки «Окенче.» То, что произошло потом, конечно, нельзя называть автостопом: каждую новую машину мы ждали не больше минут десяти. «Мама обожает гостей.» Его я понимал хорошо. Через каждые пару шагов мне попадались набитые битком костелы — меня не пустили не в один из них именно по этой причине. Могу сказать: болгарская кириллица нам чуть понятнее, чем кириллица польская.