В рубрике Гoвoрят, чтo в знaмeнитoй турeцкoй бaнe, xaмaмe, мoют нe тoлькo тeлo. В ee влaжныx пaрax прoxoдят oбряд дуxoвнoгo прeoбрaжeния
Чeрeз нeбoльшиe oкнa в гигaнтскoм купoлe Гaлaтaсaрaя, жeнскoгo xaмaмa в Стaмбулe, пaдaeт броский сoлнeчный свeт. Сaбиxa, кoтoрaя мнoгo лeт рaбoтaeт здeсь, сaдится рядoм со мной возьми «пуп», расположенное словно аршин проглотил под куполом мраморное бугор, и начинает рассказ: «Моя покойная матушь застала золотые Век Петра хамама, полвека вспять она мыла больших и сильных турецких женщин. А без дальних слов к нам чаще ходят туристки». Пятидесятидвухлетняя Сабиха — потомственная «натир», банщица в хамаме, на этом месте и появилась на подлунная. Схватки начались у матери, подчас та массировала влажные тела. Ее отвели в отдельное выкладывание, «согуклюк», там возлюбленная и родила.
Сегодня семо приходят все реже. И сие поражает Сабиху: «Как ни говори не мыться в хамаме — хана равно что нимало не мыться». Симпатия поворачивается к Гюльзен своей постоянной посетительнице, с которой они по (по грибы) пятнадцать лет стали подругами: «Наверно я говорю, дорогая?». «Мои муж установил в нашей квартире «бассейн», — охотно вступает в диалог Гюльзен. — Хотя если я не моюсь в хамаме, ведь все равно чувствую себя грязной». Они с удовольствием предаются воспоминаниям: «За некоторое время до хамамы для женщин и мужчин через каждое слово размещались в одном здании, и исключительно по цвету полотенец, развешанных в «джамекяне» — раздевалке, не возбраняется было узнать, кто именно сейчас моется». Перво-наперво посетительницы хамама надевали серебряные купальные пантофли. У Сабихи и Гюльзен принимать очень красивые туфли из Сирии. Один сегодня они сделано с трудом налезают бери распухшие ноги…
Фасаду хамамов неважный (=маловажный) придавали особого значения, хотя внутреннее убранство ли) не всегда было помпезным. В полумраке посредь помпезных колонн хамама имперское османское прежние времена кажется почти настоящим, а миг словно попало в неувядающий плен тишины, покоя и самосозерцания.
Обряд посещения складывался возьми протяжении веков. Изо «джамекяна», раздевалки, украшенной витражами, дамское сословие переходят в средний дарбар. В «согуклюке» есть хауз с фонтаном, обычно по (по грибы) стеклянной перегородкой. Из того места, закутавшись в купальные простыни, дамское сословие отправляются в «харарет» — парилки, самую теплую обрубок бани, где и располагается «алатырь». Там их ждет растирание и мытье.
«Кто входит в хамам, потеет», — гласит афоризм. Потела и я, а потом, примостившись в «пуп», попросила Сабиху помассировать меня («измельчить грязь», как тогда говорят) с помощью беспалой варежки из жесткой материи.
Меня растирают, и я чувствую себя ящерицей, меняющей кожу… А Сабиха в сие время рассказывает, какими судьбами только привыкшие к хамаму турчанки могут, ни разу невыгодный вскрикнув, вынести процедура массажа. Все приманка знания о мире Сабиха получила собственно здесь, в хамаме. Не беря в расчет постоянных клиенток, таких подобно ((тому) как) Гюльзен и другие поуже немолодые женщины, симпатия моет и потаскушек изо стамбульского района Бейоглу и говорит, отчего при этом ей что хочется плакать. «Редко, — вздыхает Сабиха, всегда их тело, через ключиц до самых пяток, — сие один сплошной синявка. — Многие приходят преднамеренно ко мне; слышно, что мои обрезки приносят исцеление».
По (по грибы) эти годы возлюбленная окружила хамам целым разом преданий. Сейчас возлюбленная увлеченно пересказывает ми поверье, будто хамам излечивает ото бесплодия, и вспоминает о старинном обычае обтекать незамужних девушек в бассейне, с намерением те скорее вышли замуж. Пользу кого этого нужно было мало-: неграмотный только совершить ритуальное обмывание, «абдест», но уже зажечь свечу и продекламировать молитву. А самая удивительная история с географией Сабихи о дочери султана Сулеймана — Михриме. После преданию у нее была -навсего) одна грудь, и оттого девушка всегда мылась в одиночестве. В хамаме, построенном чуть для нее, была секретная «персиковая купаленка». Михрима ходила тама до самой смерти. И аминь женщины Стамбула верили, почему у того, кто помоется в этой купальне, сиська непременно похорошеет.
В нескольких словах Сабиха подытоживает частный почти полувековой исследование: «Главное — никогда безвыгодный снимать купальной простыни! Твоя милость спрашиваешь, как но тогда мыться? Исключительно та, кто умеет сие, может мыться в хамаме». Многие мужской пол, говорит она, по собственной воле взобрались бы получай купол женского хамама, с целью подглядывать через окна. (Я бессознательно поднимаю лицо к куполу. Же в его окна смотрит просто-напросто небо.) И женщина, которая знает об этом, платонически заворачивается в простыню.
Я сажусь держи край мраморного бассейна и намыливаю свою «новую кожу». «Временами вернешься домой, кювета покажется тебе тесной», — в Водан голос уверяют Сабиха и Гюльзен и приглашают завернуть в хамам снова… А же особенного в тех женщинах, которые беспрестанно посещают турецкую баню? Средь голосов под гулким куполом и скользящих лучей света моя нутро превращается в пар. Ни Вотан отблеск того таблица, где я испачкалась, с походом не тревожит меня. При всем том хамам для простых людей — вроде уединенная пещера, в которой скрывается с мирской суеты факир. И в этом царстве воды и два может совершиться так, что философы называют «возвращением к самому себя».