…кaк рoзa, кoлыxaющaяся нa xoлoднoм вeтру…
Я рaсскaжу вaм o Стaмбулe. O гoрoдe тысячи мирoв, гдe кaждый подлунная дрeвнee прeжнeгo, гдe пoд рaскaлeнным сoлнцeм ускoльзaeт крaсoтa вeчнoсти в длиннoй туристичeскoй oчeрeди. Этoт eврoпeйский гoрoд с вoстoчнoй нaчинкoй, гдe глaз плывeт oт бaзaрoв и нoги стирaются o брусчaтку истoрии нeвoзмoжнo узнaть зa oдин-двa рaзa. Нeрeaльнo. A тaк xoчeтся. И твоя милость бeжишь. Тoрoпишься всe успeть, увидeть, узнaть, пoнять и прoчувствoвaть. Нo тщeтнo…
Кaк трeпeщущaя рoзa нa вeтру, кaк зaпax гoрящиx углeй, кaк рaзлeтaющийся вo всe стoрoны свeтa нeжный стaмбульский aзaн, — этoт гoрoд лeтит, пaрит, дымкoй oпускaeтся в чaйныe сaды, нa чaйныe нeжныe рoзы.
В пoлшeстoгo утрa aвтoбус изо aэрoпoртa дoстaвил нaс к плoщaди Тaксим.
Зa бoртoм 7 грaдусoв тeплa. Наша сестра — явнo нe в шубax, клaцaeм зубaми и дрoжим. Всe тиxo, сoннo, лeнивo. Дaжe Мaкдo зaкрыт. И лишних)… рoдныe дo слeз aрaбскиe нaпeвы рaздaлись нeждaннo-нeгaдaннo, и спaситeльныe двeри aрaбскoгo кaфe рaспaxнулись для того двуx стрaждущиx стрaнникoв и иx oгрoмнoгo чeмoдaнa.
Тaк встрeчaли да мы с тобой рaссвeт: нa мягкиx дивaнчикax, пoд oр aрaбскoй пoпсы(нa плaзмeнныx тeлeвизoрax), пoкуривaя кaльян(в 6 утрa!), грeясь чaeм и нaблюдaя дикиe пляски мaрoккaнскиx дeвушeк лeгкoгo пoвeдeния в супeр-мини (o чeм нaм пoвeдaл рaдoстный oфициaнт и пoспeшил прoдoлжить с ними oбщaться).
Утрeнний Стaмбул нeжeн, тиx и трoгaтeлeн. Ни звукa, ни зaпaxa, прoстo тишинa. Прoeдeт рaзвe мусoркa, сгрeбeт oстaтки вчeрaшниx прaзднeств — и снoвa тиxo.
В гoстиницу нaс в 8 утрa нe зaсeлили, разве чтo пoдeлaть, нe будут жe oтъeзжaющиx выпиxивaть изо нoмeрoв нa зaрe… Кинув чeмoдaн пoшли бражничать к Святoй Сoфии, пoсидeли нa лaвoчкax у Гoлубoй мeчeти, oкинули взглядoм зaкрытыe xaрчeвни и мaгaзины, и неожиданно были смeтeны тoлпaми прoснувшиxся туристoв. Eврoпeйскиe бaбушки и дeдушки, oбмoтaнныe рюкзaкaми и фoтoaппaрaтaми, с пaлкaми нa пeрeвeс oбгoняя (благо)приятель другa, мчaлись нa встрeчу с прeкрaсным. A eгo (прекрасного) в Стамбуле что-то около много, что перечислять полно дворцы, музеи, храмы и мечети позволительно до бесконечности. И посему, идеже бы вы не находились, куда хочешь туристы, которые обожают Царьград. Для них этот град — островок востока и сказок Шахерезады( в двух часах лету ото Европы).
Побродив по окрестностям, пишущий эти строки скоротали время в кафешках, поедая вкуснейшие турецкие денеры, сдобу и заедки. Заселившись наконец в отель и проспав три часа, я вышли на встречу с целиком и полностью другим городом.
Стамбул-денной — это шумный муравейник получи и распишись грани сумасшествия.
Забитые трамваи и дорога), бушующие волны туристов, растекающиеся за историческому центру. Хаос. Топ. Гам. И солнце.
Длинная-длинная проспект Диван-Йолу усыпана ресторанами, магазинами и гриль-кафе, в витринах которых блистают много умопомрачительных сладостей.
Мы бредем по мнению ней, а зазывалы на всех языках таблица приглашают в свою обитель — испить настоящий турецкий кебаб, откупить настоящий турецкий сувенир, надкусить себе пальцы вместе с рахат-лукумом. Обойдя пространство Султан -Ахмет, погуляв числом сувенирным магазинам, мы дошли до самого Гранд-Базара.
Это солидный крытый рынок — воплощение «настоящего Востока», будь спок, богатство, пестрота и ароматы, гул торговли не смолкает ни нате минуту. Более 50 улиц, чуть было не 5000 лавок, 2000 мастерских, 18 ресторанов, 2 мечети и 1 распекание! Гранд-базар поражает своей напыщенностью, сие главный туристический аттракцион.
Турки отлавливают туристов, туристы с наслаждением бродят после галереям, кто-то с увлечением спорит, очередная жертва торговли предупредительно поглаживает купленный турецкий килим(заросший двусторонний узорчатый безворсовый нагоняй ручной работы). И так и тот и другой день кроме воскресенья…
Истанбул отнимает много сил, и сейчас к вечеру мы выжатые, скукоженные, подобно как самый кислый лимон, а дрыхнуть не хочется. Случайно останавливаемся недалеко тяжелых кованных ворот, я слышу амбре наргиле, виднеются старые колонны и кусты кучно-бордовых роз. Надо и семо нос любопытный сунуть. Войдя в врата, оказываемся на мусульманском богова делянка, если пройти его вконец, в самой глубине находится крохотная чайнуха. Плетеные кресла под навесом — ападана на воздухе и второй — остекленный зал с мягкими диванчиками. Нескафе, видно, кальян и абсолютный покой. Засунутый от глаз туристов чайновый сад погружает в негу умиротворения. Да мы с тобой практически лежим в креслах, копотливо покуривая наргиле и разглядывая турков. Близко со мной клумба с розами. Щегольской слегка раскрытый бутон от балды касается плеча. Поворачиваю голову и вдыхаю пьянящий дух розы. Она качается бери стамбульском ветру и провожает протяжный закат.
Святая София, голубая Кааба, Дворец Топкапы.
Утро второго дня. Покамест не было 9-ти, а да мы с тобой уже стояли у ворот Агнец божий Софии. И были не первыми, и инда не вторыми. Небольшая собрание туристов облепила закрытые рот, а к открытию через 40 минут подвезли туристов получай 5-ти автобусах. Билеты куплены, и наш брат входим в храм.
Святая Собор, церковь Божественной Мудрости, одно изо самых важных и самых прекрасных зданий в истории офиги архитектуры на протяжении 916 полет была кафедральным собором Константинополя, главной церковью Византийской империи и всего делов православного мира. После турецкого завоевания ее превратили в кааба и, наконец, в 1934 году сделали музеем.
Лещадь куполом Святой Софии всё-таки кажется мелким и ничтожным. Подчас заходишь в этот храм, респирация останавливается. И дело даже далеко не в гигантских размерах Софии, в этом месте энергетика тех времен в такой мере мощна и сильна, что хотя (бы) сквозь платок пробивает. Полно ошарашены. Все тихо шепчут, восторгаясь немыслимой работой рук человеческих. Перед самым куполом Богоматерь с младенцем, симпатия нежно и грустно смотрит свысока и моргает от вспышек фотоаппаратов. После же, в вышине — плачущие ангелы — шестикрылые серафимы, лица которых турки закрыли медными масками. Около масками туристам не не исключено их слез…
Туристов доколе мало. Еще нет гула, и в хлестких шагах турецкого полицейского слышна чеканная шаг Мехмеда Завоевателя. Стены храма подрагивают присутствие каждом его шаге. Они помнят, они чувствуют, они знают — турки пришли на веки вечные. Там, где короновали царей Константинопольских — сидит данное) время хмурая кошка, и недовольно поглядывает получи пришедших. Поднимаемся на галереи по мнению пологому пандусу, здесь в верху и ангелы ближе, и воздуха с хвостиком, а реставраторы на громадных лесах ни живой души не замечая занимаются своей работой. И в этом месте на одной из стен галереи сверкает своим величием самая красивая мозаика — Композиция(означает «моление»): стаффаж Христа и Богоматери с Иоанном Крестителем.
Мадонна и Иоанн молят Христа о спасении рода человеческого. Нижняя доля мозаики разрушена, по преданию — крестоносцами.
А торчмя против Деисуса под плитой с латинской надписью от случая к случаю-то как раз лежало пикнид одного из предводителей Четвертого крестового похода — венецианского дожа Энрико Дандоло. Некто умер в Константинополе и был погребен сверху хорах Софии, превращенной крестоносцами в католический святилище. Когда Константинополь был взят турками, пучок Мехмед велел вырыть останки старого дожа и бросить их псам.
Жмыхи турецкого владычества в интерьере Софии — сие прежде всего восемь огромных круглых щита изо ослиной кожи, подвешенных почти куполом. На них — изречения изо Корана и имена первых халифов. Ататюрк, превратив Софию изо мечети в музей, велел их совлечь. Сразу после его смерти в 1938 году щиты водрузили держи место.
Последняя литургия в Безгрешный Софии началась вечером 28 мая 1453 годы и продолжалась всю ночь. Порой на утро в храм, выломав двери, ворвались янычары, протоиерей с чашей в руках чудесным образом растворился в столбе в северо-западном углу здания. В этом столбе наворачивать углубление. Считается, что благо вставить туда большой указательный и провернуть его на 360 градусов, исполнится жгучее. Наверное, за этим и едут тысячные толпы туристов, выстаивая выстрел возле столба. Чем и я решили воспользоваться. Главное, веровать…
Опустошение. Вот, аюшки? чувствуешь, покидая Святую Софию. Огорошивание.
Вот чем переполнена твоя сущность. Аж если бы в Стамбуле безлюдный (=малолюдный) было ничего кроме Софии, семо все равно следовало бы прикрысить.
Голубая Мечеть встречает нас прохладой. Шествуя босиком по мягким коврам, да мы с тобой без сил садимся нате пол, разглядывая убранство самой красивой и величественной мечети внутри больших имперских мечетей Стамбула.
Недалеко гид показывает туристам с Германии как молятся мусульмане, рассказывает, в кой стороне расположена Мекка. И немцы застывают в изумлении, глядя на молящегося гида.
Следовать перегородками, куда не суются туристы сидят женский пол-турчанки. Погруженные в свои молитвы они маловыгодный замечают толпы пришедших, они в своем мире, а инде — тишина и покой.
С последних сил мы доползли к дворцу Топкапы. Уползать приходится в гору и по жаре. Ласты не просто гудят, они протестуют и отказываются направлят.
Огромная резиденция султанов — град в городе на протяжении 400 парение был главным дворцом империи. В нем жили 25 султанов со своими женами и наложницами. Войдя в середину, можно потеряться от обилия дворов, садов, беседок, старинных фонтанов, комнат и комнатушек. Нате осмотр уходит несколько часов.
Большое количество исторических мест, памятников, дат, событий — кашей вязнет в голове. Устает и конус и душа. И уже не подмывает никакого Стамбула. Убежать, проворней, скрыться от алчущей толпы, тама, где тихо и пахнет розами…
Босфор
Сверху пристани Эминеню многоязычный ор. Гудят параходы и корабли, кричат рыбаки и ресторанные зазывалы, шумят в предчувствии радостного путешествия туристы. Стройной гурьбой врываемся на корабль, некоторый понесет нас по легким волнам Босфора у черта на куличках-далеко. Проворные европейские пенсионеры(неважный (=маловажный) смотря на кажущуюся дряхлость) ловкими прыжками легкоатлетов выше две ступеньки бегут держи верхнюю палубу. Мы — лузеры и безграмотный спортсмены, занимаем оставшиеся места держи 2 этаже. Босфор встречает туристов холодным ветром. Невыгодный сгибаемые, глотая морской тайфун и холодные капли, дрожащими замерзшими руками туристы фотографируют открывающиеся прелести — дворцы, мечети, мосты. Обособленно стараются японцы, норовя со своей техникой повалиться как подкошенный в воду. Турецкие подростки, примостившись близко с нами, весело орут и на деле залезают на мои колени, успевая запечатлеть себя у края кормы в фоне очередного дворца следовать спиной. 2 часа за Босфору пролетают незаметно после поеданием вкуснейших бубликов и живого йогурта. А чаишко согревает на некоторое век замерзших путешественников.
Конечная стоянка — все высыпали на убежище. Рыбные рестораны кругом и возьми каждом шагу, зазывалы кидаются около ноги, распахнув перед глазами щедрое список. У нас по плану сперва зрелище, потом — хлеб, т.е. — рыбец. На самом верху рыбацкого поселка стоит только старая крепость. Утомительный стезя в гору соблазнил не всех пассажиров корабля. Мало-: неграмотный теряя времени, т.к. корабль игра стоит свеч 3 часа, а потом плывет отдавать, двигаемся вперед.
Какая а здесь тишина. А какие в этом месте горы… И запахи цветущих деревьев..
Для пустынной дороге не очень может быть никого. Стрелка — перст указующий пророчит двоечка пути. Выбираем свернуть налево и доходим до одинокого жилого под своей смоковницей.
Детские качели нет слов дворе, летняя кухня, миролюбиво сохнет белье… Идеже крепость? Из окна выглядывает тетенька, в спешки завязывая платок, и в турецком языке объясняет, что же мы пришли не по мнению адресу.
Нет, мы, вне) (всякого) сомнения, ее нашли, но силы были получи и распишись исходе. Впечатляющая панорама снимает усталь как рукой. Особо замученные туристы поуже развалились на травке, японцы форвард на осаду крепости, без меры давя на кнопку камеры. Всё-таки жаждут запечатлеть себя у самого обрыва. В случае если смотреть далеко и долго, дозволено увидеть воды черного моря. Эх, прыгануть бы с обрыва, и вплавь… и без- нужен нам берег турецкий… «Сиганешь, один в колючки», — глубокомысленно изрекает в животе урчит и грустный муж. Ему еще вручили в руки фотоаппарат счастливая голубки испанцев, а после них присоседились французы. Чаятельно, смахивает на фотографа, безостановочно кто-то просит заснимать на фоне очередных красот.
Кверху сбегаем быстро и даже без- потерялись. Наелись рыбы задолго. Ant. с отвала, напились айрана и сначала бежим занимать теплые местечки получай корабле. Обратный путь — безвыездно спят. Утомленные, но одухотворенные. До этого часа один день пролетел.
Заплутав в череде дней
Тогда дни летят от взмаха крыльев чаек — аллюром три креста, один за другим. Как будто было сегодня утром — отнюдь не помнишь. Медленно вдыхаешь кальян — а дни летят. Задыхаешься с восторга под сводом Софии — а век летят. Чайка взмахнула крылом надо Босфором — и снова солнце садится в его бирюзово-кровавые воды.
Минуя столетия Босфор помнит битву вслед Константинополь, как стотысячная сила Мехмеда-Завоевателя больше месяца пыталась одолеть гордым городом, защитников которых было слабее 10 тысяч. Гробницы, храмы, мечети и дворцы — шабаш помнит те дни. И каменная кумпол медузы Горгоны в цистерне Йеребатан паче не пугает утомленных путников-туристов, наводнивших неистощимый город, чьи острые копья-минареты протыкают синее уран.
Стамбул — город запахов, разносящихся соответственно ветру в каждый район. Миазм печеных каштанов на площади Панаш-Ахмет, запах морских водорослей и жареной рыбы — получай набережной Эминеню, запахи денеров и кебабов куда угодно и всегда, и мой самый любезный запах — кальяна и роз. Пусть даже мятный табак в Стамбуле пахнет розами — и оный аромат окутывает тебя внутри, даря покой и радость.
Я сидим в кафе под мостом для набережной. Сверху свисает представительный ряд удочек. Какой сообразно счету день — не знаю, забыла, потерялась. Пьем думаю и смотрим на море. Рыбаки ведь и дело забрасывают удилища, тягают ведра с вплавь, прогуливающегося туриста стукнуло пойманной вертлявой рыбой.
Кзади высится в дымке Новая святилище. Мы снова уставшие. Обойдя тутти лавки базара специй, закупив пряностей получи и распишись год вперед, найдя желанный заатар и тахинную халву — счастливы давно бесконечности.
Муж собирался вторично купить мешочек рассады с мятой(да что вы? не та мята в России растет), я представила себя с мешком владенья и чахлым кустиком в аэропорту, как бы мы проходим контроль, в качестве кого роются в землице в поисках запрещенных предметов — и ми подурнело. В итоге здравый логос возобладал над страстью к сельскому хозяйству, мята осталась в Стамбуле.
Рыбные дансинг и рестораны забиты посетителями. Смежно с нами официанты выносят возьми огромном подносе горящую в фольге рыбину. Туристы сбегаются сверху такое зрелище, хлопают в ладоши и возвращаются к своим диванам. Безвыездно чинно-благородно. Другое шаг съесть рыбный денер получай набережной. В самой гуще турецких семей. Метраж забита людьми. Рыбаки в вышитых жилетках продают с качающихся у причала лодок жареную макрель. Бери маленьких столиках-табуретках стоят основное и лимонный сок.
Хочешь — ешь для ходу, хочешь — ищи даровой столик. Возле лодок толкотня, тщета, гортанные крики. Туристы успевают и попробовать и фотоаппаратом щелкнуть, а турки, нахохлившись, едят степенно и не спеша. Рядышком стоят палатки с соленьями-маринадами. В больших стеклянных банках плавают в рассоле огурцы, двулетник, свекла. Как же до сего времени это дивно вкусно. Рыбка только что с печки, соленья — вкуснота. А после — запить холодным айраном… Эх, быть в живых хорошо!
О Стамбуле сложено столько легенд, написано великое разливанное море романов, рассказов и исторических книг. Орхан Памук распотрошил настоящий город на запчасти и куски пазлов. И в каждой своей книге дьявол собирает то конструктор, в таком случае загадочную мозаику. Милорад Павич сделал «Последнюю любовь в Константинополе». А тысячи путеводителей поют хвалебные оды этому городу, напутствуя и направляя туриста в нужные места. Хотя каждый раз Стамбул открывается ещё, и ты снова теряешься возьми его улицах, ступив из-за угол мечети, вдруг находишь себя еще в гуще гремящего базара, идеже от аромата специй вибрирует дух.
На длинной модной улице Истикляль пахнет Европой. Бутики, магазины, стильные здания и рестораны. Незапамятный трамвайчик медленно везет пассажиров по-под улицы. Солнце опять садится, однако кого это волнует? Сызнова шум и гам, снова колышащее понт туристов и молодых турков. Ведь же самое — в другой части города — в Галате.
Вкусить Стамбул с высоты птичьего полета, с узенькой визирный площадки знаменитой Галатской башни — заветная сон любого туриста. Мы выстаиваем цепочка за билетами, лифт взлетает сверху самый верх. Площадка забита. Просачиваясь промеж (себя) людьми, ищем место, идеже солнце не бьет в тараньки. Места мало. Людей несть. И много Стамбула. Раскинувшегося, летящего в дымке, огромного, разного, чудесного, красивого.
Целиком другие впечатления, когда едешь точно по огромному мосту через Босфор в сторону аэропорта. Получай глазах этот город превращается в гигантскую новостройку. Высотные спальные районы вырастают яко грибы, и уже рябит в глазах, по образу будто в Москву попадаешь. А нет — между высотками — ведь там, то здесь — взмывают в небеса острые минареты мечетей. Сие стражи порядка, остроконечные копья их стерегут флегматичность горожан.
Мы потеряли накладная дням, провожая закаты сверху Босфоре. Ранним утром в открытое оконце доносится с улицы цокот копыт. Недостает, нет, это не лошади, а тачка такси спотыкаются о брусчатку старого города. На случай если хватит сил проснуться бесконечно рано, и дойти до огромного парка Гюльхане, отовариться вкуснейшие горячие бублики, усесться на траву(или лавочку) и быть настороже пение птиц в тишине и покое, разрешается погрузиться в нирвану. Но стоит только засиять солнцу чуть больше, сюда уже устремляются туристы и местные. И они в свою очередь покупают бублики, и оккупируют лавочки и погружаются в нирвану, слушая щебет птиц и крики детворы. А пройдя сполна парк насквозь, и поднявшись наверх, можно забрести в кафе, плюхнуться за столик у самого обрыва, забронировать чай и смотреть с вершины возьми бескрайнее море, как встречаются корабли и летают по-над ними белоснежные стамбульские чайки. И еще раз к вам придет нирвана.
В этом городе, шумящем, гремящем, затоптанным туристическими ногами, в каждом уголке его только и можно отыскать место покоя и… тоски.
Былое величие Византийской империи, к сожалению, растаяло в тумане. Второй Город на семи холмах отдан на расправу любопытствующим глазам и жаждущим злата торговцам.
Ась? было — все знают. А есть — все видят. Нежели сердце успокоится? Почему в этом мегаполисе неожиданно накатывает щемящее чувство тоски? Изо-за усталости?
Из-вслед понимания, что невозможно пронизать необъятное? Эта загадка Стамбула ради меня остается не раскрытой. Нужно приехать в Константинополь, чтобы середь «шумного бала» и всеобщего ликования преисполниться минуты сладко-горькой тоски.
Я снова заходим на тихое и целиком не страшное кладбище. Поднимаемся по мнению ступенькам в знакомое кафе. Официанты приветливо машут рукой, своих постоянных клиентов они узнают с первого взгляда. К вечеру кафе переполнено турками, среди бела дня — туристами. В чем его притягательность — в абсолютной простоте. Кроме чая, кофеек, айрана и роз больше шиш в меню не держат. Наргиле курят все. Официанты успевают только лишь угли менять. Увядающая Заля качается на ветру — прощается.
Вакации завершаются. Базары, музеи, мечети и церквушки — однако, что видели — капля в множество. Особо приятно наткнуться прелюдий) на закрытый старинный ойкос, не указанный в путеводителе, и милосердый дедушка сторож открывает двери, чисто само провидение дарит надежда на встречу с чудом. Подкупающе пить крепкий турецкий ведь просто так с утра до самого вечера,
выбирать платки ловя любопытные мировоззрение турчанок, уставать и снова нападать. Ant. защищать этот город, втискиваясь в засоренный трамвай… В череде убегающих дней и событий вычленить почто-то главное — не получится. Потому как что здесь главное — браться. Дышать этим воздухом, допускать ошибки о брусчатку, торговаться со строптивым продавцом, вбирать запах каштанов, толкаться посреди туристов в каком-нибудь дворце или — или мечети — и так до бесконечности.
Точно роза, распускающаяся с первым восходом солнца…
Дыши, Константинополь, пусть вечно бъется твое ретивое.
Как роза, колыхающаяся для терпком стамбульском ветру…
Ровно роза, осыпающаяся под элегичный зов вечернего азана…
Объединение ветру летят ее нежные лепестки, даря близкий аромат этому городу, летят, на правах всполохи вечности, и осыпаются в прекрасные воды Босфора.
Я расскажу вас о Стамбуле… о розе, трепещущей в середыш моем…