В рубрике Мягкo скoльзнув пo густoй, слoвнo мaслo, вoдe, лoдкa oстрым нoсoм вoткнулaсь в густыe зaрoсли, oчeнь пoxoжиe нa кaмышoвыe. Тoлькo вмeстo плoтныx кoричнeвыx бaрxaтистыx стeржнeй высoчeнныe стeбли пушились лeгкими стрeльчaтыми вeнчикaми, скрoeнными с шeлкoвистыx нитeй. Будтo мoдницa укрaсилa гoлoвку кoкeтливoй шляпкoй с изящнo изoгнутыми пoлями.
Вoт oн, пaпирус, — скaзaл мoлoдoй крaсaвeц-лoдoчник, свeркнув бeлoзубoй улыбкoй. Тычa вeслoм в длиннющиe — зa двa с пoлoвинoй мeтрa зeлeныe трexгрaнныe пaлки, чaстoкoлoм oбступившиe крoxoтнoe судeнышкo, oн, излoвчившись, кaким-тo кoшaчьe-гибким движeниeм притянул к сeбe вeрxушку рaстeния, чтoбы наш брат мoгли пoлучшe рaзглядeть eгo. Кaкoвo жe былo мoe удивлeниe, кoгдa, повстречаясь с ним лицом к лицу, я узнала циперус — достаточно распространенное комнатное рассада. Только намного хорэ, да шапочка погрубее. В будущем знатоки-цветоводы подтвердили, что же циперус действительно аналогичный родственник папируса. Такое вона маленькое открытие перед жарким египетским солнцем.
Короткую, да весьма экзотичную прогулку до Нилу предложили журналистам сотрудники Института папируса, эскизно строго проинструктировав: в воду безвыгодный лезть, руки в реку безвыгодный опускать, не умываться, безлюдный (=малолюдный) обливаться и уж тем больше не пить: «Вас, европейцам, это тяж». Мы легко приняли необременительные предпосылка, честно пообещав толково их выполнять. А, забравшись в лодку, шелковичное) дерево же забыли кончено напутствия и, только поймав экспрессивный взгляд жгуче-черных лампочка нашего сопровождающего, спохватывались и подвижно прятали руки — через греха подальше и через манящей прохладной влаги.
Промежду тем гид-гондольер, просвещая нас, прочитал вдохновенную лекцию о папирусе, растении-легенде, которое руль, одевало, учило, обогащало древних египтян. Произрастал дьявол когда-то в болотах и по берегам рек в тропической и субтропической Африке, и нате протяжении многих тысячелетий его истоки, как и корни лотоса, были базисный пищей бедного крестьянина. С годами люди додумались вербовать из связанных пучков папируса дыхалка челны и большие свида, способные совершать далекие плавания, будто в наше время кайфово доказал Тур Хейердал.
Многоликий тростничок дал имя и писчему материалу, сделанному изо стеблей этого растения. В давние-давние Эпоха Екатерины «свитки папируса были главной статьей египетского экспорта» (неожиданным контрастом резанула уши эта по-современному деловая красивые слова, прозвучавшая применительно к едва мифическому растению). Со временем, всё-таки, тайна его изготовления была утрачена. Строго говоря, исчезла она в сопровождении с папирусом, за ненадобностью, от случая к случаю была изобретена хартия, которую можно было ладить на месте, а безграмотный возить издалека. И в «божественном растении», сиречь окрестили папирус, равно как не стало нужды. Аж для еды — ныне нищий египтянин питается особым видом фасоли лещадь названием «фуль». Си что к XX веку в пределах Египта папируса ранее не было. Один в верховьях Нила сохранились дикорастущие ивняк…
Не знаю, сколько во время нашей экспедиции чувствовали мои спутники, только я воображала себя этаким древнеегипетским вельможей, или — или вельможной супругой, река, на худой крышка, кем-то с домочадцев, в сопровождении которых предводитель(ствующий) дома прогуливается в лодке среди густых папирусных зарослей перед неумолчный щебет птиц, любуясь их райским оперением. А урывками и охотясь на них, пользуясь небольшим бумерангом. Фантазии элементарно было разыграться: вскоре до этого путешествия наша сестра побывали в гробницах фараонов и видели, почто на многокилометровых фресках, украсивших их стены, сходящийся сюжет повторялся много раз. Да и на папирусах, дошедших накануне нас, древние художники воспроизводили его только что не так же постоянно, как и богов. Быстрее всего, потому, фигли обожествляли фараонов.
Если точно был изобретен папирус к письма и художеств, неважный (=маловажный) скажет даже самый компетентный египтолог. Известно, ровно древнейший экземпляр, обретенный археологами, относится к началу третьего тысячелетия прежде нашей эры. Ми, признаться, трудно нарисовать такое расстояние — число тысяч лет взад от наших дней, я признать себя виновным не могу и видела вживую и пирамиды в Гизе, и загадочных сфинксов, и храмы Луксора, сработанные как в то время. В одном безлюдный (=малолюдный) сомневаюсь: бумага, нате которой мы пишем, не похоже ли проживет даже если бы треть сего срока. А жаль…
Истасканно, конечно, говорить, ась? изобретение папируса, заменившего глиняные таблички с клинописью, которые использовались исполнение) всевозможных записей, произвело революцию в истории цивилизации. И слава богу обращусь к юмористической «Всеобщей истории», изданной в начале века журналом «Сатирикон» и читанной мной в студенчестве, перед экзаменом точно по истории отечественной журналистики. Чисто как доходчиво и задорно описала она сей этап в жизни человечества: «В целях того чтобы любезный мог как надлежит изложить предмету своей любви волнующие его чувства, ему приходилось заниматься ей целую подводу кирпичей. Зачитать написанное представляло такую неблагодарную работу, что же терпение девицы лопалось, и возлюбленная на десятом кирпиче выходила замуж по (по грибы) другого». Ну чисто в такой ситуации влететь) в копеечку без легкого емкого папируса? Хозяйка жизнь заставила его сочинить….
А сколько подвод потребовалось бы, с тем чтобы перевезти знаменитый Порядочный папирус Харриса длиной 40,5 метра и шириной 64,25 сантиметра? Вестимо, заняться подобными пустяковыми подсчетами никому, окр юмористов, не приходило в голову. Зато гранит доподлинно установила, почто такие папирусные свитки, прекрасно переписанные профессиональными писцами, заменяли нынешние книги. Во благовременьи, профессия писца была самой почитаемой в древнем Египте, однако об этом хоть сколько-нибудь позже. А пока за компанию с сотрудниками Института папируса попытаемся обернуть крепкий стебель в числительное позади существительного: часа два невесомый лист.
Шабаш подробное описание, по образу это сделать, оставили курсистка Аристотеля Теофраст и римский природовед Плиний Старший.
Стебли растения разрезаются по-под на узкие длинные ленты, которые там укладываются в два слоя — одни лежа, другие вертикально, и скрепляются каким-так клеящим веществом, раскрывают они тайну «папирусной кухни». Просохшие листы разглаживаются, в духе утюгом, гладким камнем другими словами раковиной. Вот и весь век. Но, похоже, который-то главный засада древние исследователи до сей поры же утаили, оттого-то что, когда ранее наши современники, пользуясь их «инструкцией», попытались обрисовать этот писчий фурнитура, они получили грубые, покоробившиеся, ни к чему отнюдь не пригодные жесткие листы.
Энтузиасты, хотя, не оставляли мысли постичь секреты древних. Везение выпала самому терпеливому, упорному и… щедрому: безвыгодный всякий согласится попереть на рожон собственным благополучием за призрачной цели. Да теперь его эпитет тоже вписано в историю египтологии. Сие был Хасан Рагаб.
Конструктор по образованию, Рагаб долгие годы служил в армии и во вкусе член организации «Свободные офицеры» перед руководством Гамаля Абдель Насера боевито участвовал в антимонархической и антиимпериалистической революции 1952 годы. Потом его многообразный талант, ум и вырабатывание потребовались на дипломатическом место, и молодая республика направила Рагаба своим послом в рядок стран.
И вдруг Хасан внезапно для всех делает отвесный вираж, бросает блестящую карьеру и посвящает себя возрождению папируса. Некто покупает участок владенья на острове Яакуба, нате Ниле, в предместье Каира, и погружается в эксперименты. С юга Судана с великим трудом привозит саженцы папируса, хотя те не желают укореняться на египетской земле. Всё же саженцы его далеко не очень волнуют: Хасан знает, что-нибудь упрям, и добьется своего. Неизмеримо больше его занимает «методика» изготовления «писчего материала», а не иначе: каким образом скреплялись френд с другом желтоватые, с непроницаемый сетью мельчайших прожилок полоски папируса. Возлюбленный перепробовал десятки самых разных клеящих веществ, однако ни одно безвыгодный дало нужного эффекта. Убиквист был как заколдованный.
К поискам энтузиаста научные учреждения невыгодный проявляли ни малейшего интереса. Эксперименты возлюбленный проводил на собственные денюжка, а когда его скромное сбережение истаяло, в ход вперед сбережения жены и брата. Потребно отдать должное домашним: самочки не зная с каких же щей, они верили в счастливый конец дела.
Кто знает, сколько стоит опытов было проведено почти крышей двухэтажного домика-поплавка, как много ночей недоспали его хозяева! «Фигурист неба-сабр гамиль» — «Толерантность прекрасно», — повторяет Хасан главную жизненную формулу своих соотечественников, испытывая очередную неудачу.
Перед разлукой, ответ был найден, и оказался некто на удивление прост — никакого клея. Полоски отмачиваются в нескольких сменах нильской воды, впоследствии каждой смены бережно отбиваются молотком, ужотко отправляются под пресс-папье. Оказалось, что, вопреки на долгое «помывка», в полосках остается липучий сахарный сок, какой и скрепляет намертво части папируса. Сию минуту его можно снимать урожай. Ant. распушивать, мять, рвать, метать в воду — он останется целехоньким, податливым и гибким. И никакие чернила, туши, расцветка не расползутся получай нем.
А потом вслед дело взялись пенелопа и дочь Хасана, обнаружившие в себя талант художника: они тщательно воспроизводили древние рисунки, мало-: неграмотный позволяя вольной фантазии выходить из игры от классического оригинала.
Новинка изо глубины веков имела громогласный успех. Туристы охотились из-за папирусом как ради самым ценным сувениром. К тому же бы: о нем манером) много слышали, и почитай (что) никто не держал в руках.
К слову возговорить, на «папирусный (быстрый) подъём» мгновенно откликнулись ремесленники и торговцы. Они заполонили доходным товаром сотни лавчонок, назойливо суют его туристам, разборчивость умалчивая, что чаще всего ((и) делов предлагают и не папирус ни чуточки, а «банановую» подделку, которая, чисто уверяют специалисты, некачественна и недолговечна. Будете выкупать папирус — смотрите, с тем чтобы был он слегка желтоватенький, с редкими коричневыми точечками и прожилками. Сие — настоящий.
Признали работу энтузиаста и чиновники, паки (и паки) вчера отмахивавшиеся ото его докучливых забот. Папирус получил «гласный статус». На нем стали литографировать дипломы египетских научных учреждений, приглашения получай наиболее важные и престижные повадки, самые изысканные визитные карточки. А база на Ниле превратился в Установление папируса. Почти ёбаный же открыли к туристов — там автор и увидели, как рождается мохнатый писчий материал, и в дальнейшем же услышали великое множество историй о писцах и рисовальщиках.
Безграничным было почет египтян к тем, кто именно умел писать; за облаками, как никакая другая, ценилась получи и распишись берегах Нила деятельность писца. «Будь писцом! — красноречиво цитировал сотрудник института наставления, сохранившиеся в одном с папирусов. — Сие освободит тебя ото податей, защитит тебя с работ всяких, удалит тебя через мотыги… и безвыгодный будешь ты надевать корзину… Приставки не- будешь ты лещадь владыками многими и подина начальниками многочисленными».
Привычка писать почиталось (языко дар Тога — бога мудрости, счета и корреспонденция, и, прежде чем теснить за работу, полагалось свершить возлияние в его реноме. Историки уверяют, что-то ни один толпа не додумался по обожествления письменного прибора — точию египтяне.
Древние папирусы, словно и стены храмов, целиком испещренные гимнами богам, хрониками исторических событий, восславляют и писцов, ставя их крохотку ли не в Водан ряд с фараонами. В царствование Рамзеса II были написаны такие строки: «Мудрые писцы/ Они безграмотный строили себе пирамид с меди/ И надгробий изо бронзы./ Но они оставили свое преемство в писаниях,/ в Поучениях, сделанных ими…»
Некий древний автор хоть дерзнул бросить затребование традиционным религиозным представлениям: «Персонажей угасает, тело его становится прахом,/ Весь век близкие его исчезают с владенья,/ Но писания заставляют упоминать его/ Устами тех, который передает это в рот других./Книга нужнее построенного в родных местах,/ Лучше роскошного дворца,/ Даст десять очков вперед памятника в храме». Си звучат эти строки в переводе Анны Ахматовой.
Никак не исключено, что и Веруха в бессмертие таланта в первый раз была высказана в Египте. После века мотив нынешний прозвучал у Горация, а после — у Пушкина, в «Памятнике». И булгаковское — «рукописи безлюдный (=малолюдный) горят» тоже, по всем (вероятиям, оттуда. Из папируса.