В рубрике 
В зaвисимoсти oт тoгo, кaкoe врeмя гoдa стoит нa двoрe, нa лeгeндaрную стaнцию Aгюль-дю-Миди — oдну изо сaмыx высoкoгoрныx кaнaтныx дoрoг в мирe, eжeднeвнo пoднимaeтся oт двуx дo пяти тысяч konveda.in.ua
зeвaк, aльпинистoв, лыжникoв, снoубoрдистoв, пaрaплaнeристoв и прoчиx сумaсшeдшиx. С целью oдниx oтсюдa oткрывaeтся дoрoгa в рaй (читaй, знaмeнитый внeтрaссoвый спуск пo «Бeлoй Дoлинe», вoсxoждeниe нa высoчaйшую вeршину Eврoпы Мoнблaн али нeскoлькo фaнтaстичeскиx минут пaрeния нaд дoлинoй Шaмoни). Чтобы другиx — тoлькo нeoбыкнoвeннaя пaнoрaмa Aльп, нa кoтoрую нe жaлкo и тысячи кaдрoв. A кoгo-тo в этoм зaoблaчнoм гoрнoм «xрaмe» нa высoтe 3842 мeтрa нaд урoвнeм мoря пoслe 10 минут пeрexoдoв с урoвня нa урoвeнь, oт oднoй смoтрoвoй к другoй нaчинaeт с нeпривычки пoшaтывaть и пoдтaшнивaть, и oни прoсятся oбрaтнo внизу.
Рaвнoдушным этo мeстo нe оставляет ни одной души. Я сам — жертва его невероятной энергетики и силы притяжения. И ради меня это определенно тропинка в рай. Но что поглощать Агюль-дю-Миди ради тех, кто поднимается тама каждый день на работу, и вона это — отработать 10-часовую смену и перекочумарить дежурство на 3842 метрах?! Вопросительный знак этот недавно разрешился. Правление канатных дорог Шамони в виде исключения решила, что-нибудь один журналист ночью держи станции (я зачем-то просился как в ночь) много бед маловыгодный натворит. На всякий случайность, впрочем, меня пристроили в ночную смену к самому надежному сотруднику — директору профсоюза Compagnie du Mont-Blanc Жюлю Дюкро.
На ночь глядя накануне с Жюлем и его отцом Дени обмывали свежекупленный «Народный вагон Поло». Сделка по российским меркам была невообразимо успешной: Жюль втюхал из-за 1000 евро автосалону личный старенький «Рено», который с грехом пополам доехал до магазина, добавил изо своих и уехал домой держи новеньком автомобиле. За его здравие мы уговорили бутылку рома, коробку помидоров, здоровенную колбасу и неуд багета. А потом эти тандем начали меня припугивать и подкалывать, как это принято в пионерских лагерях со старшими.
Дени объясняет, по какой причине хорошо бы начать с ненастной ночи, подчас ливень и молнии. Когда Жюлю и напарнику (ночуют бери станции все время числом двое) приходится заземлять антенны и прочее снабжение, а потом бегать и замерять невыгодный «сечет» ли где. Жюль, тем временем, громко размышляет, как бы нам далеко не застрять из-за погоды. «До (каких у тебя дней в Шамони? — Три. — А, да что вы? к воскресенью-то может спустимся. — Отчего значит «может»? — Ну-ка, а как трос обледенеет и замерзнет — похоже, застряли. Сматывать и лед снижать молотком нужно, а его следом 2,8 километров, представляешь, (в это?»
«Да-да, — поддакивает Дени. — Сие самое паршивое, когда обложной дождь тяжелый. Трос по всему диаметру обмерзает держи кулак и провисает почти вплоть до ледника, а уж оттуда его выковыривать…». Оборона то, что на дворе март и дождя безлюдный (=малолюдный) будет, мне в голову уж не приходило. А он продолжает. «А у тебя один на высоте как? Засыпать точно будет тяжело. Дам тебе таблетку — сегодняшний день одну выпьешь, утром будущие времена, в два и там уже. Понял?»
На следующий день в 16.00 поднимаюсь на 3842 нераздельно с последними безумцами с лыжами. В 16.30 ввысь идет последний вагончик с канатчиками, мусором, работниками кафетерия и сувенирной лавки получи и распишись Агюль-дю-Миди. И целое. Тишина. Только ветер свищет, (по)деваться от которого на открытых местах некуда. Вымерезаешь вслед за минуты, пальцы без перчаток немеют ради секунды. Если температура -20-25°С, наравне тут бывает в декабре-феврале, а заверть около 60 м/с на Агюль-дю-Миди будто бы все -50°С. Следственно желающих заменить товарища бери ночном дежурстве на Агюль-дю-Миди по зиме обычно не бывает. С-за ветра здесь равно как можно застрять: в 1999 году 6 дней изо-за него не могли запустить канатку. Так и жили неделю над головой двое счастливчиков.
Сама трест напоминает огромную крепость и, в соответствии с сути, есть целый городец проводов, коммуникаций и резервуаров. Вдоль и поперек комнаты и двери, лестницы, чердаки и подвалы, совершенно не очевидные даже в (видах бывающих тут регулярно туристов. Костяк — проверить температуру примерно 20 тысяч литров воды в огромных пожарных жбанах (целом) на станции около 43 тысяч литров в различных резервуарах). Самое страшное, что-то может произойти на Агюль-дю-Миди — сие возгорание чего угодно и совместно замерзание запасов воды чтобы тушения. Поэтому температура воды веков) должна быть не пониже. Ant. выше 14°С. Например, 10°С — поуже катастрофа так как в зимнее время до состояния льда с сего момента она замерзает в течении испарения часов.
После пожарных емкостей хвост питьевой и технической воды, которой в трех специальных резервуарах возле 4 тысяч литров. Если остается не столь 3 тыяч, утром заказывают ещё раз тысячу, которую поднимают семо из Шамони сменщики. Не выделяя частностей все данные по станции, кабинам подъемника и троссам, тянущим их с промежуточной станции вплоть до Агюль-дю-Миди впоследствии осмотра записываются на «командном пункте» работников канатки и заутро передаются коллегам вниз, воеже те оценили перед запуском подъемника его состоянии и потребности станции на высоте для нормального функционирования.
Со своими обязанностями ночующие бери станции справляются быстро, приставки не- отвлекаясь на перекуры и болтовню, дай вам скорее окопаться в теплой подсобке, отужинать и не пропустить закат — оптический день на Агюль-дю-Миди длится с 6 утра впредь до 9 вечера, а то и дольше (к примеру, Шамони в 6 вечера по зиме уже тонет в сумерках).
Жюль ходит точно по всем агрегатным и проверяет температуру движков и основных электрических приборов — теплые али остывают. Должны быть теплые. Счастливый случай полшестого. Проверяем все окна и двери по части всей станции, когда Благородный предводитель по рации сообщает, почему кто-то застрял безвыгодный то на выходе в «Белую долину», отнюдь не то на пути в «Космик» ((горо)восходительский приют, откуда стартуют восхождения бери Монблан), и поднимается обратно бери станцию.
Идем к единственному пешеходному выходу со станции — «пролому» в стенке одного изо тоннелей, через который сообразно гребню народ спускается первые сколько-нибудь сот метров пешком давно седловины, с которой стартует сверху лыжах в направлении «Белой Долины» тож же идет пешком подалее по своему маршруту. Заползает фриц с рюкзаком и лыжами, обветрившимися губами и сумасшедшими мутными глазами. «А сие, ты что, здесь ночуешь? — спрашивает меня. — Ужели да. — А где — в «подсобке»? — Безграмотный знаю еще. — А, неужто ладно». И идет мимо. «Спирт тут третий день лазает, — говорит Жюль, — и теперь поутру собирался сделать что-нибудь-то великое, но, видимо, неважный (=маловажный) срослось». Через час, в семь, настоящий Геракл уже спал в соседней с моей комнате. Правилами сие не предусмотрено, но его и выпялить-то некуда.
Рядом держи кухне Эрик с Жюлем, закончившие досмотр и проверку вверенной им недвижимости, задраившие безвыездно и вся на станции, готовят пир и болтают. Вареная картошка, жареное говядина (черкесская, салат… Только сели очищать, Жюль смотрит на время, кричит «Бросай тарелку! Запад! Пропустим!» и бежит вон. Я по образу выскочил наружу, так относительно еду и забыл. Жюль говорил, ась? каждый раз провожает заход солнца и встречает рассвет, некоторые изо которых бывают фантастическими, хотя то ж слова! Солнце пряталось в сизую стену гор идеже-то далеко-далеко, по левую руку розовым пузырем вздымался Монблан, погреб под ним растрескался красным, а до этого времени ниже будто обветренными угольками горел маленечко в черноте кукольный Шамони… Видя, подобно ((тому) как) придавила меня эта фантасмагория цвета, Жюль решил меня добить, и в 6 утра, чрез (год) почти бессонной ночи, объявив сообразно громкоговорителю побудку ровно во вкусе в пионерлагере, пригласил меня усугубить импрессия встречей рассвета. И, сдав место коллегам, спускаясь со мной иным часом позже вниз на первой кабине сказал, глядючи на Агюль-дю-Миди: «Сию минуту понимаешь, это не всего только для тебя дорога в земной рай».