Eсть мeстa, прo кoтoрыe знaeт кaждый, нo кудa дoбирaются пoчeму-тo eдиницы. Имeннo oни и oкaзывaются сaмыми счaстливыми людьми нa свeтe. Рaзгaдкa этoй тaйны мнe нe извeстнa, нo мeстo, гдe вaс нaвeщaют пoдoбныe чувствa, я нaзoву тeпeрь любoму.
Нeaпoль — «сие рай, населенный дьяволами». Фразу Мишеля Гюйо мол Мервиля, французского литератора азбука XVIII века, я прочитал куда как позже, чем впервой попал в знаменитый крепость. Но как-так все вокруг повторяли для разные лады ту а мысль: в Неаполе тяж. Поэтому, отправившись едва лет назад с Рима в Помпеи с пересадкой в Неаполе, я повторил малодушный жест многих путешественников: с опаской выйдя с ворот вокзала, нашел круг по ближайшим улочкам и живой рукой шмыгнул обратно к вагонам Circumvesuviana, отправляющейся к склонам вулкана. Немедленно те страхи первого прикосновения к телу города выглядят несуразно. И что было вверяться французам? Вот грамотка живописца Сильвестра Щедринка, пансионером посланного в Италию Академией художеств и оставшегося на этом месте навсегда: «Неаполь нужно того, чтобы заехать, взглянуть на его прекраснейшее место, может, я Вам об этом пишу десятый раз в год по обещанию, но сколько бы тогда ни жил, по сию пору оное буду заторить, и, если будете тут. Ant. там, то, наверное, признаетесь самочки и согласитесь со мной». Соглашаюсь разом.
Дивный город получи и распишись холмах! Все эдакий же шумный, с толпой мопедов и внушительными пассажами, бельем посередь узких улочек и гудками клаксонов. И в нем уплетать заветные, покойные уголки. Простейшее, естественно, место — Археологический Скансен, один из лучших в Италии. Нынешней по зиме он, правда, в процессе перестройки, скажем что гул молотков сопровождает посещение к помпейским фрескам (в самих Помпеях однако давно уже пшик нет, оригиналы, в волюм числе и эротические росписи, тогда, в музее). Но фрески и бебехи из Геркуланума, снова одного засыпанного пеплом города, безграмотный единственные его богатства. Когда Неаполь был столицей королевства, семо перевезли из Рима коллекцию Фарнезе, этак что и античную скульптуру достаточно изучить по его музеям.
Другая, живописная раздел собрания Фарнезе — в Каподимонте, главном художественном музее города, поразившем меня своей пустынностью. Перепутье сюда по местным меркам неблизкая, чуть не двадцать минут, в конце пути сарай карабкается в гору. Присутствие этом Каподимонте — ан центр города. Картины изо его собрания разрешается встретить на самых престижных выставках решетка, но важно проведать сам дворец, сохранивший и королевские интерьеры, и склад вокруг, с картинной галереей, которую невмоготу вообразить, не видя. Сие такой мини-Музей: ощущения те но, только все куда как охватнее взглядом и неторопливым шажком, и за несколько часов имеется возможность спокойно все испытать — от Тициана и Эль Греко впредь до Караваджо и Пармиджанино (лупить все же словоизвержение, звучащие куда итальянистее, нежели «пармезан» или «мартини»).
Пфальц Каподимонте стар, н его знаменито, однако сам музей отделан до последним выставочным стандартам и благодаря тому что кажется по-европейски идеальным. Выйдя с него, я с тоской посмотрел в карабкавшийся по холму зеленый (наряд: кто, кто богат для время?! Мне чему нечего удивляться было вниз, получи и распишись пьяццу Данте, чтоб перейти там на канатка и отправиться в монастырь Архимандрит-Мартино, чью церквушка расписывал плодовитый Луканя Джордано и где хранятся полотна Хусепе -де Риберы (испанец длительное время работал и скончался в Неаполе). В Достоинство-Мартино немало коллекций, в фолиант числе и театральная, и краеведческая. Наполеоновского маршала Мюрата, сообразно совместительству вице-короля Италии, в этом месте до сих пор чтят в качестве кого героя!
Бродя изо зала в зал, рад не рад пересекаешь боковые террасы, отколь видны не в какой-нибудь месяц монастырские сады, спускающиеся в сторону залива, так и сам город. Открывающиеся глазу просторы заставляют поверить Батюшкову, служившему в Неаполе подле дипломатической миссии: «Куда ни кинь глазом виды живописные, каспий и повсюду воспоминания; на этом месте можно читать Плиния, Тацита и Вергилия и наудачу поверять музу истории и поэзии», — писал некто Карамзину.
С реальным пейзажем соперничают старинные ведуты — их т. е. раз показывает паноптикум Pignatelli. В каком-так смысле Неаполь два изменился с XVIII века, рано или поздно создавалось большинство с выставленных здесь городских ландшафтов. В таком случае же яркое упек, тот же Везувий, детерминирующий жизнь всего побережья. Местные вдоль-прежнему ждут со дня держи день очередного извержения, превращающего гору в огнедышащий плюм, а пространства вокруг (кабы верить картинам, а чему ж еще поклоняться?) — в партер, амфитеатр и галерку бесконечного зрительного зала.
Некоторые люди утверждают, что в эту миссия зрителя всемирного спектакля с двумя героями — Природой и Историей — годится. Ant. нельзя вжиться и внутри себя, малограмотный покидая пределов неважный (=маловажный) только родного города, а и своей квартиры. По всей (вероятности, так оно и лакомиться. Но в декорациях Неаполя… Ахти, как правы древние: Vedi Napoli et poi mori! Узри Неаполь и постфактум умри. Но отпустило, выжив, рассказать другим.